Глава 7

Юная Альдона, княгиня Галицкая и Холмская, сидела у ложа больного супруга. Шварн постанывал, беспокойно метался по подушке, бледное лицо его искажала боль. Альдона положила ему на живот свою прохладную ладонь, озабоченно спросила:

– Где? Здесь болит?

Чувствуя под рукой тёплое вздрагивающее в такт дыханию мужнино тело, она нежно гладила его и вымученно улыбалась.

– Вроде полегчало, – прошептал Шварн.

– Пройдёт всё, ладо, – принялась успокаивать его жена. – День-другой полежишь, схлынет боль твоя. С кажным такое бывает. То днесь[92] на пиру излиха вина ты хлебнул. Не нать было.

Шварн, смотря на неё, слыша ласковый шелест слов, чувствовал, как отпускает, стихает жгучая доселе боль в животе, а по телу, словно поддавшись прикосновению мягкой женской руки, растекается приятная расслабляющая нега.

Он перестал метаться, закрыл глаза, затих.

Альдона любовно провела ладонью по его прямым пепельным волосам, поправила одеяло из беличьих шкурок, замерла, прислушиваясь к ровному его дыханию.

Шварн заснул, Альдона с материнской заботливостью глянула на его полураскрытый рот, качнула с сокрушением головой в убрусе.

Ей нравилось ухаживать за вечно хворым юным князем, нравилось поддерживать всегда слабого, неуверенного в себе Шварна, оберегать, охранять его от бед, в этом видела она свой крест, своё назначение. Она старалась быть сильной, какой и должна была быть дочь Миндовга, великого князя Литвы, грозы ливонских рыцарей, татар и русских. Но вместе с тем где-то в глубинах души молодая женщина чувствовала: нужен ей иной человек, ни в чём не похожий на Шварна, такой, который сумел бы стать для неё надёжной, твёрдой опорой на извилистых дорогах бытия и на которого бы она могла положиться во всяком многотрудном деле. Но такого не находила она ни среди бояр, грубых и алчных, каждый из коих тянул в свою сторону, заботясь лишь о собственных прибытках, ни среди отроков и гридней, исполнительных, послушных, но и только. Один брат, Войшелг, как-то поддерживал и оберегал её, старался помочь, но Войшелг – монах, он лишь на время вернулся в мир, чтобы отомстить за убийство отца. Кроме того, брат был порывист, жесток, способен на необдуманные поступки, в которых потом раскаивался и плакал, стойно младенец. В нём просыпались порою решимость, твёрдость, но порывы её быстро таяли, уступая место слезам и молитвам. Непоследовательность Войшелга сильно огорчала Альдону, хотя он и относился к ней всегда ровно и по-отечески ласково. Нет, ей нужен был другой, совсем другой, неведомый покуда человек. Кто он? И кем мог быть? Или он – плод её больного воображения?

Потупив очи, Альдона вздохнула. Встав со скамьи, она бесшумно выскользнула из покоя, осторожно закрыв за собой дверь.

В горнице дворца её ожидал Войшелг. Он нетерпеливо расхаживал вдоль столов, и в такт его движениям колыхались в воздухе длинные полы чёрной рясы. Светлая борода литвина была растрёпана, жёсткие волосы торчали в разные стороны, походил он на монаха, только что вышедшего из затвора, да монахом, собственно, и был.

– Ну что? Как он? – набросился Войшелг с вопросами на вошедшую Альдону.

– Заснул. Утих. Полегчало, – шёпотом ответила молодая княгиня.

Внезапно, не выдержав, она уронила голову брату на грудь и разрыдалась.

– Мне страшно, – всхлипывая, призналась она.

– Что?! Кто тебя напугал, сестрёнка?! Ну-ка, ответь мне! Кто?! Какой боярин?! Дак я его тотчас на дыбу! А может, Лев? Я вижу, он зол за то, что не получил Галич. Дозволь, я схожу к нему, всё выскажу. Пусть он убирается в Перемышль и не смеет строить здесь свои козни!

Отстранив сестру, Войшелг собрался выйти. Альдона остановила его, судорожно ухватив за рукав рясы.

– Нет, нет, брат! Не надо! Я не боюсь Льва! Не то! Совсем не то!

– Ты же у меня смелая, сестрёнка! Помнишь охоту под Слонимом? Не испугалась ты ни дикого вепря, ни медведя. – По измождённому постами худому лицу Войшелга проскользнула лёгкая улыбка. – Что же тебя пугает? Что гнетёт?

– Сама не знаю, брат. Мой страх непонятен мне самой. Я боюсь… За Шварна, за нас за всех. Это как страх перед судьбою, перед неведомым. А что бояре, что Лев? Их я научилась не бояться!

Альдона смутилась, снова вздохнула и наконец, решившись, высказала брату всё, что было у неё в мыслях:

– Шварн – он слабый человек, слабый властитель. А мне… Мне хотелось бы, чтобы рядом был иной… Чтоб был для меня поддержкой здесь, на столе Галича и Холма. Ведь я женщина, я многого не сумею. Ты?… Но у тебя иной крест, иная стезя, брате.

– Разумею тебя, сестрёнка, – хмуря чело, мрачно изрёк Войшелг. Пригладив взъерошенную бороду, он задумчиво промолвил:

– Да ты не страшись никого. Научись быть мудрой, сдержанной в словах, не гневись излиха. И помни: всё в руце Господа нашего, Иисуса Христа.

Слова брата не успокоили молодую княгиню, но словно бы оттолкнули от неё на время тревожные мысли. Только что бередившие душу, они мало-помалу отхлынули, уступив место глубокой задумчивости.

Альдона прошла на гульбище, встала возле щедро изузоренных столпов, положила руки на перила, выглянула в сад. Осень царила за стенами дворца, жёлтая листва кружилась в напоённом влагой воздухе, обильно устилая мраморные парадные дорожки и тропинки меж деревами. Дубы, липы, грабы стояли обнажённые, неприветливые, пустынно было в саду. Неподалёку, возле крыльца высокий темноволосый человек укладывал на большую телегу рухлядь, рядом с ним суетилась молодая женщина. Кажется, Альдона её знала – это купеческая вдова с Подола.

Вот мужчина выпрямился, обернулся, глаза его упали на застывшую на гульбище княгиню; обомлевший от неожиданности, он смотрел на неё неотрывно, как на сказочное видение, и Альдона, вдруг нахмурившись, словно вспоминая что-то, тоже взирала на него, будто заворожённая, со смешанным чувством удивления и любопытства.

Почему так взволновал её этот неизвестный человек? Кто он? Наверное, судя по одёжке, прислужник купчихи, какой-нибудь приказчик или челядинец. Но смотрит не раболепно, а как будто дерзко даже.

Сзади подошла Добрава Юрьевна, положила руку на плечо Альдоны. Молодая княгиня, оторвав наконец взгляд от незнакомца, спросила с наигранным равнодушием:

– Кто это вон там, на дворе? Возле повозки?

– Купец один, из Берестья. Сукна привозил разноличные, показывал нам.

– Купец? Не похож он чегой-то на купца. – Альдона с сомнением качнула головой, замечая краем глаза, как высокий человек взбирается на телегу, ударяет хворостиной вола и как возок медленно, лениво раскачиваясь из стороны в сторону, вываливается за ворота.

Тем временем Добрава Юрьевна принялась оживлённо рассказывать ей про меха, кожи и ткани. Альдона, глуповато улыбаясь, рассеянно слушала её. Она сразу и не увидела, как появились на гульбище Ольга и Констанция. Становилось шумно, княгини наперебой расхваливали свои покупки, по очереди примеряли купленную Ольгой шапку куньего меха, затем бухарский плат Констанции. Сославшись на усталость, Альдона вскоре покинула своих довольных родственниц.

«Но отчего я столь волнуюсь? Какой взгляд у этого купца! Какие странные у него глаза – тёмные, большие, умные! Чародей он, что ли?»

Идя по тёмному переходу, она вдруг углядела впереди орлиный профиль князя Льва и круто остановилась, вздрогнув от неожиданности.

При тусклом свете факела на стене Лев беседовал с кем-то невидимым за столпом, а когда заметил Альдону, сделал предостерегающий знак и повернулся к ней.

– А, любезная княгиня! – На тонких, как у змеи, устах его заиграла ласковая улыбка. – Как мой брат? Боли в животе? Огненное жженье? Спит? Енто добро. Знахари бают: крепкий сон исцеляет, очищает тело от хворости, а душу от дурных мыслей. Ты чла, княгиня, лечебник княжны Евпраксии Мстиславны, нашей двоюродной прабабки? Нет? Прочти непременно. Моя покойная матушка часто отыскивала в нём полезные советы.

Альдона промолчала, слегка склонив голову. Лев также ответил ей поклоном головы и метнулся по переходу на гульбище, откуда раздавались громкие голоса княгинь, прерываемые звонким смехом Ольги.

Альдона заторопилась к Шварну. Ей внезапно подумалось, что она обязана, должна быть сейчас с ним рядом, чтобы защищать и оберегать его. От чего? От кого? Да хотя бы от этого Льва, за ласковыми словами которого таятся зависть, злоба, ненависть.

По переходу неслышно проскользила чья-то тень. Альдона испуганно вскрикнула. Большой чёрный кот с тихим урчанием перебежал ей дорогу и нырнул в щель за столпами.

Всполошно перекрестившись, молодая княгиня бегом помчалась в покои мужа.

Загрузка...